* * *

Озеро было изумительным, с чистой и прохладной водой, на поверхности которой кое-где блестели лилии. На той стороне озеро густо поросло осокой, а ближний берег был мягкий, песчаный. Когда-то, до войны здесь, наверное, было полно купающихся и загорающих из числа тех, кому не лень в поисках отдыха забираться столь далеко в лесную глушь. Наверху песчаного косогора остановилась колонна хиппи, измученных жарой и тяжестью рюкзаков. Старик прогнал их почти без отдыха свыше двадцати километров, и теперь хиппи осторожно поглядывали на него. Все было ясно без слов, но Старик, казалось, в чем-то сомневался, он то окидывал взором небо, — чистое, голубое, без единого самолета, — то всматривался в противоположный берег, пролоцировал, наконец, окрестности ладонью и решительно сбросил рюкзак.
Это послужило сигналом. На землю полетели рюкзаки, брюки, балахоны и прочее тряпье, и толпа совершенно нагих юношей и девушек с шумом и плеском кинулась в воду.
— Только далеко не расходиться! — крикнул им вслед Старик, присел на свой рюкзак, набил было трубку, но передумал, махнул рукой, разделся и тоже побрел к воде.
Над озером разносился плеск, хохот, самые молоденькие пионерки попробовали было визжать, но это дело быстро пресекли. Уже освежившиеся выходили на берег и с разбегу бросались на горячий песок, с наслаждением подставляя свои тела еще недавно проклинаемым солнечным лучам.
Ласка лежала на песке рядом с Лешим, Леший нежно поглаживал ее тело, и она чувствовала себя вполне счастливой, а по соседству с ними пристроилась Синица и глаза Синицы были почему-то грустными.
— Хочешь, отползем подальше? — шепнула Ласка Лешему.
— Хотелось бы, — после некоторой паузы отозвался тот. — Да только Старик не велел далеко расходиться. Сама знаешь, с теми, кто не слушается Старика, вечно всякие неприятности случаются. Да-а... Эй, Синичка, а ты чего такая грустная?
— Никто не любит, — ехидно шепнула Ласка.
Леший незаметно показал Ласке кулак.
— Я же когда-то была неплохой художницей, — Синица горько вздохнула. — Если бы вы знали, как хотелось бы мне написать сейчас эту картину: лес, озеро с лилиями, нагие купальщики, любовные игры в песке... Ведь это же так прекрасно! Словно языческие игрища... и никакой войны...
С противоположного берега из зарослей осоки два человека в серо-зеленой форме внимательно наблюдали в бинокли за купаньем хиппи. Они не думали ни о красоте зрелища, ни о языческих игрищах. Думали они исключительно о том, о чем думают самцы, когда к ним слишком долго не подпускают самок.
— А давайте, товарищ лейтенант, — торопливо зашептал один из них. — Это же чокнутые, у них оружия нет. Мужиков в расход пустим, они же все равно от мобилизации уклоняются, а баб тут, пожалуй, на целую роту хватит. Господи, никогда не видел столько голых баб сразу...
От волнения он задыхался, по его подбородку текла слюна. Лейтенант, казалось, раздумывал.
— Ну а если окажется, что оружие у них все же есть, а, сержант? — наконец сказал он.
— Даже если есть, оно валяется там, на пригорке, где их шмотки. А сами они внизу, а о такой вещи, как боевое охранение, они сроду не слыхали. Да мы разведчиков вперед пустим, они подкрадутся незаметно, четырех автоматов хватит, чтобы справиться с этим стадом... Разрешите действовать, товарищ лейтенант?
— Ну вот что, сержант, — лейтенант переступил с ноги на ногу, отчего под ногами у него хлюпнуло. — С разведчиками пойду я сам. Вы с остальными подходите бесшумно, держась на расстоянии триста метров. Задача ясна?
— Так точно, товарищ лейтенант!
...Хиппи уже все выкупались и безмятежно лежали на песке, стараясь подальше оттянуть тот момент, когда снова придется надевать рюкзаки и шагать, шагать, шагать...
— А может, здесь и заночуем? — предложил Флавий.
— Место, конечно, очень хорошее, — согласился Старик. — Но что-то мне подсказывает, что сейчас здесь разыграются непредвиденные события...
— Тревога! Агрессия! — подскочила Алка.
Но было уже поздно. Наверху выросли четыре серо-зеленых фигуры — три автоматчика и офицер с пистолетом.
— Всем встать! — заорал офицер. — Встать, кому говорю! — повторил он, спускаясь вниз по косогору.
Хиппи молча переглядывались.
— Встать! — еще раз гаркнул офицер, и для пущей убедительности выстрелил в оказавшегося к нему ближайшим Лешего. Леший нехотя встал, загораживая собой Ласку. Офицер с некоторым недоумением осмотрел свой пистолет и снова заорал:
— Всех перестреляем к ...матери! А ну, мужчины налево, женщины направо!
Хиппи начали медленно подниматься, с надеждой поглядывая на Старика. Старик встал и молча зашагал туда, куда было указано налево, лицо его было непроницаемо. Пришлось выполнять приказ и остальным.
— Иди, иди туда, — подтолкнул Ласку Леший. — Пули мне не страшны, а я буду держаться к ним поближе и в удобный момент разделаюсь с ними со всеми...
Ласка поцеловала Лешего и отошла к группе девушек. Увы, солдаты рассредоточились, так что план Лешего оказался малоосуществимым.
— Хиппи, ложись! — вдруг донесся сверху знакомый голос, и оттуда полоснуло автоматной очередью. Неведомо как там оказался Флавий, Флавий со своим автоматом! Солдаты, как и хиппи, немедленно залегли, но ответного огня они почему-то не открывали, несмотря на яростные понукания своего офицера. Сам офицер усердно щелкал курком, но его пистолет давал одну осечку за другой.
— Ну вот ведь какая досада, ребятишки, — развел руками Старик. — В такой ответственный момент у вас оружие испортилось. Так что будьте добры, соберитесь-ка в кучку, чтобы Флавию было удобнее держать вас на мушке. Ну-ну, вот так... И руки поднимите.
— Ба, знакомые все лица! — заорал вдруг Козлодой, внимательно приглядывавшийся к растерянно поднявшему руки офицеру. — Ты же, сука, мне ящик коньяка месяц назад проиграл, да и смылся! — Козлодой извлек из кармана огромный кривой нож и угрожающе завертел им. — А ну-ка, ваше благородие, разувайся... Так-так... Теперь штаны и трусы снимай... Ну-ну, не стесняйся, здесь все свои... Да не собираюсь я тебя кастрировать, черт побери! Просто всегда мечтал посмотреть, как выглядит настоящий офицер в полном обмундировании, при боевых наградах и без штанов. Ну вот, спасибо, любезный...
Офицер стоял красный, как рак, прикрывая ладонью то, что, по его мнению, следовало прикрывать. Хиппи с трудом сдерживали улыбки. Ласка захлопала в ладоши:
— Это ты, Старик, заколдовал их автоматы! — радостно приплясывая, закричала она.
— Ну нет, девочка, вот чего я не умею, так это колдовать, — усмехнулся Старик. — Долго же я ждал, боялся, что так и не дождусь. Это ведь только начало... Или, вернее, конец.
— Конец чего?
— Калиюги, — непонятно ответил Старик. — То ли еще будет...
— Я думаю, мы его больше не будем задерживать? — осведомился Козлодой, отобрав у лейтенанта пистолет и спрятав его в карман вместе со своим ножом. — Вот прямо в таком виде и отпустим, пусть ищет свою часть.
Это предложение было встречено громовым хохотом. Лейтенант, казалось, готов был провалиться сквозь землю.
— А может быть, его стоит допросить сначала? — предложил Козлодой. И вдруг закричал: — Флавий! Сзади!
Предупреждение запоздало. Четвертый, до сих пор где-то прятавшийся солдат, убедившись, вероятно, что его автомат также не стреляет, подкрался к Флавию сзади и обрушил ему на голову страшный удар прикладом.
Однако результат удара оказался несколько неожиданным. Флавий даже не покачнулся, зато автомат отлетел далеко в сторону, вырвавшись из рук солдата. Солдат присел на корточки, дуя на вывихнутые пальцы. Флавий погладил его по голове.
— Та-ак, становится все интереснее и интереснее, — прокомментировал Старик. — То ли еще будет...
— А вот из лесу еще целая толпа прет, — обнаружил Флавий. — Эй, лейтенант, принимай свое воинство. Да честь отдай, что ты там правой рукой все прикрываешься... Козлодой, скомандуй ему, что он должен делать.
— Взвод, стройся! — гаркнул офицер, повторяя команды, которые ему нашептывал Козлодой. — Равняйсь! Смир-р-рна! Сложить оружие, оно вам больше не нужно. Всем раздеться до пояса... ну, как я! Выполнять приказ!
— А этих-то зачем раздевать? — удивился Старик.
— А иначе он снимет для себя штаны и сапоги с первого попавшегося солдатишки, — пояснил Козлодой.
Солдаты оказались весьма дисциплинированными. Приказ был выполнен в точности и без промедления. Видимо, они уже обнаружили, что с их оружием не все в порядке.
— В колонну по два стройся! Шагом... марш! Песню запе-е-вай!
Солдаты дружно грянули:
Путь далек у нас с тобою,
Веселей, солдат, иди!
Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры впереди...
Колонна удалялась с песней, сверкая голыми задницами. Офицера похлопали по плечу и спровадили следом.
— Интересная штука, — заметил Флавий. — Когда этот дурак огрел меня прикладом, я даже ничего не почувствовал. Ровным счетом ничего! Похоже, вся сила действия перевернулась и приплюсовалась к силе противодействия. Нечто подобное описывал еще Ефремов, помнишь, Старик, такого фантаста? Было у него там искусственное защитное поле...
— Обозвать это можно как угодно, даже и "полем", — согласился Старик. — Но если всех нас окружает такое поле, то вовсе ни к чему было ломаться оружию этой солдатни. Любая выпущенная в нас пуля отражалась бы точно в том же направлении, откуда прилетела, и поражала бы самого стрелявшего.
— Значит, не только поле, — согласился в свою очередь Флавий. — Но человеческому разуму ведь свойственно объяснять явления, исходя из единого корня.
— Есть, конечно, такой корешок и здесь, да только поглубже и похитрее, чем ты, вероятно, предполагаешь. Но согласись все же, это уже самые настоящие чудеса, не то, что лет двадцать пять назад, когда у нас все только начиналось, и чудом мы называли всего лишь благоприятное совпадение в потоке Дао.
— Так что же теперь? Вмешательство разумной воли?
— Конец Калиюги, — туманно сказал Старик и дал сигнал к сбору.
Люди стали нехотя одеваться и собираться. Не хотелось им никуда уходить из этого райского местечка, тем более после столь блистательно одержанной победы, но авторитету Старика они привыкли подчиняться безоговорочно, потому что все эти годы его авторитет находил себе все новые и новые подтверждения. Если Старик говорил: "надо идти туда-то", то, в конце концов, оказывалось, что действительно, следовало идти, и притом именно туда, куда сказано. Тех, кто почему-либо считал необходимым идти в другом направлении, хиппи больше никогда и нигде не встречали.
Козлодой взгромоздил на спину свой зазвеневший бутылками рюкзак и нагнулся, подхватив один из брошенных солдатами автоматов. Он деловито передернул затвор и нажал спусковой крючок. Очереди не последовало.
— И впрямь сломан, — отбрасывая автомат, подтвердил Козлодой.
— Сломан, говоришь? — ухмыльнулся Старик. — А ну дай-ка его мне...
В руках Старика автомат вдруг ожил, затрясся, на песок посыпались отработанные гильзы.
— Вот это избирательность... — прошептал Флавий.
— Стало быть, так. Все попробуйте, — распорядился Старик. — У кого заработает, тот берет себе каждый по автомату... не думаю, что таких будет много... и запасных магазинов побольше. Остальное оружие мы утопим в озере. А ты, Козлодой, между прочим, напрасно оттягиваешь свой карман пистолетом этого лейтенантика.
Козлодой вытащил пистолет, повертел в руках и вдруг с силой метнул его в голову Старика. В ту же секунду вернувшийся бумерангом пистолет больно ударил его по пальцам.
— Эксперимент, — бодро объявил Козлодой.
Старик запустил в Козлодоя еловой шишкой. Шишка проворно отлетела к нему обратно.
Испытания продолжались недолго. Оружие повиновалось всего лишь десятку человек, среди них оказались Леший и, как не странно, Ласка. Вооруженных женщин стало две: Ласка и Лай-це, причем, за исключением Ласки, оружия не получил ни один пионер. Оставшиеся автоматы были утоплены, и хиппи цепочкой двинулись по указанной Стариком просеке.
Просека была старая, по ней, видимо, уже много лет никто не ходил и не ездил, кое-где она густо заросла кустарником, а трава по пути выросла уже по пояс, и продираться через нее было не так-то легко, особенно тем, у кого к весу рюкзаков прибавились еще и автоматы. Почти час хиппи шли в тишине, но потом к ровному шороху подминаемой ногами травы стало примешиваться постороннее гудение. Источник его находился где-то впереди, скрытый за поворотом просеки. Старик остановился, прислушиваясь, за ним замерла вся колонна. Гудение нарастало и приближалось, постепенно переходя в рев дизельных моторов.
— Танки, — сказал наконец Старик. — Штук пять. Ну что ж, посмотрим, на что мы теперь способны... — Он обернулся к колонне. — Всем отойти подальше в лес. Леший, спрячь автомат в кустах, останешься рядом со мной. Флавий, ты с автоматом на всякий случай держись поблизости, но так, чтобы тебя не было видно с дороги. Кажется, мы устроили им достойную встречу... Алка, ты как чувствуешь, далеко до них?
— Метров пятьсот, — отозвалась сосредоточенная на своих ощущениях девушка.
— Значит, скоро появятся. Давайте, давайте быстро в лес!
Просека мигом опустела. Остались лишь Старик, напряженно всматривающийся вперед, да улыбающийся Леший. Настроение у Лешего было прекрасное. Он, по-видимому, догадывался о той роли, которую им предстояло сыграть.
— Флавий, — окликнул Старик. — Когда они остановятся, зайди в хвост их колонны, чтобы им не вздумалось попятиться. Надеюсь, ты представляешь себе, как их удержать?
Удаляющийся шорох веток послужил ему ответом.
Между тем из-за поворота показался тяжело переваливающийся головной танк. Танков действительно было пять штук, они шли с интервалом метров в тридцать, рев моторов нарастал, бронированные чудовища надвигались неукротимо, и казалось, никакая сила в мире не способна задержать их тупое механическое стремление вперед.
Старик стоял посреди дороги, Леший, улыбаясь, сидел на обочине. Передний танк не снижал скорость до последнего момента, но Старик стоял неподвижно, преграждая дорогу, и в десяти метрах от него танк резко затормозил, за ним остановилась вся колонна. В башне открылся люк, появилась голова в черном шлеме и закричала матерщину.
— Приехали, ребятки, — улыбаясь, объявил Старик. — Вылезайте. Машина дальше не пойдет.
Голова в черном шлеме выдала еще одну порцию матерщины, люк захлопнулся, танк взревел, окутался дымом и двинулся вперед.
Как рассказывал потом Леший, это выглядело так, будто танк с ходу налетел на незыблемую скалу. Машину разом отбросило метров на пять назад, мотор смолк, потом снова ожил, и танк совершил еще одну столь же бессмысленную попытку преодолеть неожиданно возникшее препятствие — все с тем же плачевным результатом.
Четверо танкистов проворно выскочили из машины, в руках у них защелкали бесполезные пистолеты. У одного танкиста из-под шлема текла кровь.
— Ударился, бедняга, — посочувствовал ему Старик. — Хочешь, иди ко мне, я твою рану быстро залечу. Ну, иди же!
Раненый танкист идти не хотел — он растерянно оглядывался по сторонам, так же, впрочем, как и остальные.
— Ну, не хочешь — как хочешь, твое дело, — развел руками Старик. — А теперь, ребятки, быстренько отойдите подальше. Этот танк сейчас взорвется. Вы в этом не уверены? Ну, посмотрим. Леший, давай!
Леший проворно вскочил, перестал улыбаться и стал смотреть на танк.
— Да разбегайтесь же, черт вас возьми! — заорал Старик и бросился на танкистов. Те порскнули от него в разные стороны, как зайцы от гончей. И вовремя.
Взрыв был страшен. Сдетонировали боеприпасы, оторванная башня танка взвилась в небо и исчезла за деревьями. Когда дым рассеялся, показался Леший, спокойно вытряхивающий песок из волос. Из кустов выглядывали перепуганные танкисты.
В хвосте колонны раздался рев мотора, послышался лязг гусениц, затем тупой металлический удар — и все смолкло. Это последний танк попытался дать задний ход, но натолкнулся на поджидавшего его там Флавия.
Четверо из головного танка столпились возле своей коптящей машины, видно было, что они ничего не соображают в происходящем. Второй танк зачем-то выстрелил из пушки.
— Какой еще дурак там стреляет? — рассердился Старик. — Эй, вы, четверо! Кто командир колонны?
— Капитан Сидоренко! — один из танкистов вытянулся по стойке "смирно" и даже отдал честь.
— Давай-ка, капитан, пробегись вдоль своих танков, скажи, чтоб экипажи покинули машины и отошли подальше. А то придется взрывать танки вместе с людьми. Это, как там... выполняйте приказ!
— Слушаюсь! — продолжая отдавать честь, капитан Сидоренко сделал "Налево кругом!" и бегом помчался вдоль дороги.
Когда прогремели еще четыре взрыва, толпа хиппи высыпала на просеку. Растерянных танкистов обступили, дергали, подшучивали над ними, спрашивали, не надоело ли еще воевать и когда конец войне, скоро ли победа, в дула пистолетов вставляли цветы. На лицах некоторых солдатиков стали проступать неуверенные улыбки.
— Так что же нам теперь делать? — недоуменно осведомился капитан Сидоренко. — Мы что, у вас в плену?
— Что делать? — усмехнулся Старик. — Вот что, капитан, выстрой-ка своих вояк в ряд или в шеренгу, как это у вас там называется...
Заслышав привычные слова команды, танкисты как бы очнулись, подобрали брошенные было некоторыми пистолеты и встали в ряд по стойке "смирно".
— Ну, вот что, ребятки, — обратился к ним Старик. — Знаю я, что большинству из вас больше всего хочется послать войну к черту и разойтись по домам. Да только далеко до ваших домов, и для того над вами офицеры поставлены, чтобы такие мысли пресекать. Ну, от власти капитана Сидоренко мы вас освобождаем...
Капитан, стоявший на правом фланге, издал неопределенный звук.
— ...а домой доставить, конечно, не беремся. Но если хотите жить более или менее по-человечески, а не воевать и убивать, то присоединяйтесь к нам. Хотя вы, конечно, про нас слыхал, мы же "чокнутые"... Однако за нами будущее. Итак, кто хочет с нами, шаг вперед!
— Погоди, погоди, Старик, — встревожено сказал Флавий. Не слишком ли рискованно...
— А вот мы еще одну проверочку устроим, — успокоил его Старик. — Ну-ка, Алка, пройдись вдоль строя, посмотри, что у них там в головах творится...
Алка зашагала вдоль шеренги, останавливаясь перед каждым солдатом и прислушиваясь. Некоторых она брала за руку и вела за собой, других оставляла на месте.
— Вот эти восемь годятся, — наконец сказала она. — Остальных, пожалуй, лучше отпустить на все четыре стороны. А этого, — она остановилась перед капитаном, — этого я бы расстреляла. Такие у него мысли. Да только ты ведь не дашь, Старик.
— Не дам, — подтвердил тот. — Ну, вот что, капитан, бери оставшихся одиннадцать человек и шагом марш в ту сторону, откуда приехали.
— Далековато, — вздохнул капитан Сидоренко.
— Ничего, дошагаете... И радуйтесь, что вам не довелось уйти без штанов, — не совсем понятно для танкистов закончил Старик.