 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Стены
I
Это — восточная картина. Я вижу разноцветные стены, стены, стены и стены. Они возникают одна за другой, занимая всю плоскость листа по ширине и почти до самого верха. Кое-где из-за стен можно видеть верхушки деревьев, а если вглядеться, то можно различить на ветвях птиц, цветы и плоды. Над стенами узкая полоска неба — тучи и облака. Можно бесконечно рассматривать эти линии, перетекающие одна в другую; стремительно рассекающие картину под разными углами, и в то же время очень статичные, застывшие, неподвижные. Так может быть неподвижна взведенная пружина. Я вижу этот свет, падающий ниоткуда, иногда мерцающий, скрадывающий и выявляющий пространство. Этот свет я никогда не смог бы передать в пятнах краски. И если сам Господь Бог одолжит мне свою кисточку, я не сумею сделать лучше, чем уже сделано здесь. Вечером свет тускнеет, и начинается вечер. Ночью — почти исчезает, и начинается ночь. Когда стены падают — они падают ежедневно, тогда открывается луг, а за ним — сад из райских деревьев. Когда ветер сдувает ночные тучи, открываются звезды. Но наступает рассвет, и растворяет их. II
Человек идет вдоль стены, не торопясь, прогулочным шагом. Взгляд, не задерживаясь, скользит по стене, скользит и скользит, пока не натыкается на надпись: ХУЙ. — Хуй, — прочитывает человек, останавливается, и с сомнением качает головой. Потом делает несколько шагов в сторону и внимательно осматривает стену. "Стена", — думает он. — "Стена..." Снова приближается и сосредоточенно рассматривает надпись, буква за буквой. И все вместе. — Хуй. Он осторожно проводит рукой по стене, ощущая прохладу и легкую шершавость. На пальцах остается известка. "Стена", — думает он. Поворачивается, чтобы идти дальше, но взгляд его снова цепляется за надпись. — Хуй, — прочитывает он. — Хуй. Йух. Хуй. Хуй. И в недоумении останавливается. Откуда-то появляется милиционер, смотрит на надпись и спрашивает: — Ну что? Уже нацарапал? И переводит взгляд на измазанные известкой пальцы... 1993 — 1994
|
