Скажи мне читатель, ты знаешь лучше, чем я, — о чем же я должен писать?
О том, как я жил в подвале кинотеатра "Пионер", рисуя по ночам картины, похмеляя ночных уборщиц, и ждал, ждал, ждал, когда ко мне придет моя любимая женщина, самая любимая женщина в мире...
И уже тогда, ожидая ее, я знал, что в конце концов мы расстанемся, что мы не сможем быть вместе.
И — боже мой! — она приходила, сбрасывала юбку, остановившись в проеме дверей, и в эту секунду я умирал, глядя на ее обалденные ноги...
И прежде, чем кинуться к ней, я был мертв, мертв, мертв — целую секунду.
И опыт смерти для меня — вполне обычная вещь.
Или о том, как я метался по Ташкенту, обходя все хазы и малины, советуясь с таксистами и официантками, чтобы найти одну маленькую девочку, а она все никак не находилась, хотя следы ее были разбросаны везде...
Огромный таксист, похожий на негра, поджидал меня на каждом углу, и закидывая в рот очередную порцию какого-то восточного наркотика, он спрашивал меня:
— В Юнусабаде был?
— Нет, — говорил я. — А что там?
— Есть один маленький притончик. Поехали.
И мы ехали в очередной притон...
Как найти мне слова, чтобы описать тебе день, когда жизнерадостные менты выводили из притона голых старых шлюх, с обвисшими животами и ягодицами?
И я смотрел на все это из дальнего угла двора, в открытое окно автомобиля, проклиная все объединенное мерзостью человечество...
И в этот день я с пронзительной ясностью понял, что менты — это бляди, бляди и бляди, пострашней этих старых шлюх, которых они запихивали в автобус.
Сука мент, маленькое серое существо, младший брат своего брата... Когда-нибудь я напишу рассказ, и начну его с этих слов.
А потом я нашел свою маленькую девочку, пьяную и веселую, в окружении четырех огромных узбеков...

Как найти мне слова, чтобы рассказать о моем старом друге Сапожникове, и о том, как он возвращался один после неудачной десантной операции — с простреленной ногой и дыркой в животе, обмотанном полковым знаменем? И как он прилип к какой-то неизвестной деревне, услышав лай немецких голосов, мучимый жаждой смерти и желанием крови. И как он ползал вокруг этой деревни, выглядывая расположение постов...
Как он прокрался под утро в эту деревню и два часа работал ножом, мокрый от пота и крови, пока не вырезал весь гарнизон.
И как он потом уползал, ослабевший от злобы, и никто никогда не увидел его слез...

Как посмотреть мне в глаза тем неродившимся немцам, чьи отцы были убиты им в эту ночь?..

Боже, боже!
Какая длинная и бесполезная жизнь!
Я устал её жить, и мне хочется в землю, чтобы спать, спать, спать, и видеть цветные сны.

1998