А н д р е й   М а д и с о н


П Р А З Д Н И К   №   1   М А Я

Подпись к картинке


Праздник — это то, что происходит на улице, что выталкивает людей друг к другу, единит их, то, в основе чего лежат какие-то минувшие страдания, страда, труд, т. е. опять же нечто, и прежде людей объединявшее. Все прочее — развлечения и гулянки, чесание глаз, ушей, глоток и пищеводов.

В этом смысле статус первомайского праздника, в том числе и в России, как дня международной солидарности трудящихся, прочен — его породили и страдания, и труд, в то время как накладные эвфемизмы «праздник весны и труда», «день примирения и согласия» и даже «день независимости» никогда не досягнут твердой почвы своими рахитичными ложноножками — за ними ничего не стоит, кроме трусливого желания чиновников превратить действительность в палимпсест.

Желание это, впрочем, вполне понятно, ибо очевидна связь такого, «правильного» праздника с бунтом, восстанием: проблема только в стечении объективных условий и обстоятельств и харизматике, который сумеет зашкалить стрелку настроения толпы. Этим Первомаем власти продемонстрировали особенную, сравнительно с, во всяком случае, последними годами боязнь перемены в самочувствии собравшихся в Москве под красные знамена масс: колонну КПРФ/«Трудовой России» на всем пути от старта с Калужской (б. Октябрьская) площади до финиша у внешних стен Кремля сопровождала непрерывная цепь солдат-эмвэдэшников с «демократизаторами» в руках. А на площадке напротив дома Пашкова и на Манежной площади ее ждали пешие в несколько рядов и конные милиционеры в здоровенных, наподобие мотоциклетных, шлемах (крутой прогресс сравнительно с казаками в сапогах всмятку). При общем количестве демонстрантов, определенном в 15000, «охранников» при них числилось 7000 штук. Пожилые женщины стыдили их за противостояние народу, других актов агрессии со стороны демонстрантов как-то не наблюдалось.

Зато несколько десятков милиционеров пыталось взять в окружение и отрезать от основной колонны как всегда шедшую особняком команду национал-большевиков. Но чего-то у них не заладилось, и в итоге нацболы дошли до подножия Кремля. Именно они, благодаря организованно скандировавшимся речевкам, и даже несмотря на то, что шли почти в самом хвосте (дальше была только группка засланных под видом «афганцев» провокаторов с трехцветными флажками), гляделись авангардом протеста. Цитирую: «Капитализм — дерьмо!», «Ленин! Сталин! Че Гевара!», «Янки — в Освенцим, Америку — индейцам!», «Наши МИГи сядут в Риге!», «Янки сдохнут на Лубянке!», «Россия — не шестерка восьмерки!», «Рабочим — винтовки, буржуям — веревки!», «Чиновников — на нары, рабочих — на Канары!», «Путин — ножка Буша!» и т. д. вплоть до, естественно, «Свободу Эдуарду Лимонову!».

Для сравнения — литературно бездарные и политически беззубые лозунги капэрээфников так, как они представлены в их первомайской (тираж 600000) листовке: «Загоняют нас в хомут Абрамович и Мамут», «Мир, май, труд олигархов перетрут», «Свободное слово народу, а не березо-чубайсовскому сброду!» и т. п. Соотношение примерно то же, что между «Окнами РОСТА» и продукцией ОСВАГа времен Гражданской.

Согласно последним руководящим установкам «Лимонки», НБП, ввиду нынешней профанации идеи россгосударства (как вассала, а не как суверена), должна повернуться к ней как минимум боком — задом все-таки слабо, ибо тогда наверняка придется менять название. А оно их, лимоновцев, должно вполне устраивать, ибо как бы парадоксально, т. е. литературно, т. е. единственно подходяще для писателя и по совместительству политического (еще точнее: богемно-провокативного) деятеля, но никак не политика, Эдуарда Лимонова.

В качестве глубоко концептуального отступления: вообще все так наз. «партии» в России — это обычные ватаги, в том смысле, что им не быть без атамана: Лимонова ли, Зюганова ли, Явлинского или Жириновского. Попытки Кремля создать партию-машину, для которой неважно, кто именно находится за рулем (вроде либералов-консерваторов и республиканцев-демократов), обещают несомненное фиаско: «Единая Россия» тут же станет разрозненной и кинется искать нового завзавыча, как только рейтинг Путина сыграет в ящик. Большевики в 17-м, кстати, взяли власть еще и потому, что не намеревались играть в многопартийность с разными кадетами-октябристами. И опять же кстати, Кремль играет сейчас вполне по-большевистски (с вынужденной коррекцией на «цивилизованность»), и «Единая Россия» наверняка нужна ему только как мертвая декорация с живыми функционерами. Другое дело, что игра эта ведется не на накат, а на откат — тут достаточно сравнить лозунг о продолжении классовой борьбы с постоянными похоронами всякой борьбы в какой-то там «стабильности».

Однако — к демонстрации. Так сказать, «повернувшиеся задом» к государству были представлены на ней только торговцами повременными изданиями типа «Автонома» с призывами в нем типа «Сделай капут тому, что делает капут тебе» и «Долой полицейское государство!». Если похерить частности, то: установка на погром власти, а не на формирование отсутствия потребности в ней, т. е. на самосознание и самообладание, фатально обрекает их быть изданиями «до 16» (с обратным отсчетом лет). Тем не менее читать их гораздо веселее, чем «Правду», которую, юбилейный, 90-летний — во всех отношениях — номер, тоже толкали на Калужской п. Плюс массу иных, в основном маргинальных листков, в числе коих теперь и «Искра» (та самая, из которой «возгорится пламя»).

В этом, собственно, и заключается проблема: возгорится ли что-нибудь из таких демонстраций? Митинг, который увенчал данную, заключал в себе лишь два события: Анпилову не дали слова, а Гейдар Джемаль закончил свое выступление «Аллах акбаром». Не было сказано ничего содержательного, никаких конкретных перспектив, которые организовали бы эмоции собравшихся, намечено не было: типичный антиклимакс и антикатарсис.

Как сообщила всегда кривая применительно к таким мероприятиям статистика, на альтернативное шествие голубофлагих профсоюзников (с Лужковым в апофеозе) собралось в 9 раз больше народу. Соблазнительно было бы назвать все это в совокупности чем-нибудь вроде «Волков и овец». Но нет — скорее «идущие вместе (с властью) и идущие не вместе (с нею же)», однако и те и другие — идущие в никуда. О! — в никуда-будущее.

Вот муляж-оживляж данного безуханного тезиса. В ходе поступательного движения ко мне пристроился постоянный персонаж маевок и октябрин — попик (или рядящийся в оного) в рясе цвета deep purple, с крестом в руке и с картонкой на спине, где рукописный текст требовал свободы Тамаре Рохлиной. После некоторой интродукции попик предложил сфотографироваться вместе. «Зачем?» — спросил я. Он долго юлил, пока, наконец, не прописал меня выходцем из Израиля, а совместную съемку объявил актом политическим — так, мол, разом будет развеян миф об антисемитизме коммуно-патриотов. Когда я его разочаровал насчет «выходца», попик отвалил, и тут как раз дунул ветер, картонка на его спине задралась, обнаружив печатную надпись: «Водка «Кристалл» — отличный повод для элементарного стеба в духе издания под названием «Ъ».

Не повод же, а вывод будет, по-видимому, выглядеть так: уже к 1 мая вся Москва была увешана и уставлена наружной рекламой, посвященной Дню Победы. О Первомае не напоминало ровно ничего. Тем самым: нынешнее российское государство, невзирая на свой антисоветизм, хочет примазаться к советской победе и через нее, так сказать, идентифицироваться с народом («народом»). С конкретно трудящимися, что и было наглядно продемонстрировано, ему солидаризоваться не в чем.



НАВЕРХ