Мы свободны и разом необходимы друг другу, если вместе взлетаем сами к себе.
А теперь — приметы безвременья: бесчисленные лотки-ларьки с православной словесностью и бижутерией и монахи-якобы-нестяжатели с бездонными копилками, собирающие дензнаки на какое-нибудь очередное «восстановление», «Слова пастырей» на ТВ — с голосами как «ожившее лампадное масло», информацией, пропахшей выдохшимся нафталином, и назиданиями, предсказуемыми, словно пронумерованные анекдоты. Госчиновники с приклеенными улыбочками а-ля «прикосновение к духовности» в рядок или за ручку с попами, скромно погруженными в осознание важности своей миссии: фото на память электорату. Монастыри с выбитыми на камне и отлитыми в металле именами дарителей — министров и банкиров: «уход от мира» как способ привлечения инвестиций. И, наконец, если голо функционально: внедрение священников в армию не только не привело к повышению ее морального состояния и росту боеспособности, но ровно наоборот. Факты — в любой, считай, ежедневной газете, однако толкование их (и всех им подобных) избегает упоминать церковь. Хотя и впрямь, она только следствие более общего обстоятельства, независимое от конкретных свойств ее иерархов и паствы.
Абстрагируясь от мелочевки: в церкви идет чисто количественный по параметрам процесс, лишенный всякого внутреннего содержания — ибо таким содержанием для религии (без которой нет церкви, но не наоборот) является трансценденция, выход за пределы наличного бытия, чего не наблюдается вообще. И который (процесс) держится исключительно конвенцией, общественно-государственным договором, вручившим РПЦ монопольное право манифестировать себя в качестве морального и духовного авторитета — и зарабатывать на этом. Рост авторитета при этом понимается исключительно как рост числа прихожан (и даже проще — числа объявляющих себя «православными») и количества храмов, что является прямым слепком с картинки массового сознания, представленного толпой: это сознание уверено в себе только тогда, когда толпа растет.
Естественным образом, враги толпы — все, кто не согласны раствориться в ней. Однако, поскольку в условиях рыночной цивилизации (и рыночной же религии) религиозных войн не может быть по определению, враги в ней преобразованы в конкурентов, а войны — в борьбу за сферы влияния и рынки сбыта. Почему плох молельный дом иеговистов? Да потому, что он не принадлежит православным. Почему плох Led Zeppelin? Да потому, что это не какой-нибудь «Сирин» или «Благовест», и доходы с него не перепадут в церковную кассу. Выставляемые аргументы (как бы сугубо морального свойства) безусловно вторичны по отношению к этим — контролю и финансам.
Кстати, можно и об аргументах. Берем с лотка брошюру с характерным названием «Отрекаюсь от тебя, сатана» и однопорядковым с ним подзаголовком «Как спасти наших детей от сатанизма» (М.: Даниловский благовестник, 1999), читаем: издано «По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ II». Его же — и опять с обилием рабьих прописных букв — предисловие: «ИДЕТ СТРОИТЕЛЬСТВО ОБЩЕМИРОВОЙ СИСТЕМЫ ЗЛА». Читаем далее (конкретно на с. 72): «Грохот рока заглушает голос совести, данной каждому Богом. Человек доходит до святотатства. В своих песнях Джефферсон Айрплен собственный сексуальный бред переносит на Господа». И чуть ниже: «Логическим завершением святотатства стал «Дьявольский белый альбом», выпущенный Битлз в 1968 году…»
Нет такого человека — «Джефферсон Айрплен», а был ансамбль — Jefferson Airplane («Самолет Джефферсона») и нет никакого «Сатанинского белого альбома», а был альбом «The Beatles», из-за белого цвета своей обложки и получивший в народе название «Белого». Примеры типичны.
На внутренней религиозной пустоте (которую пытаются скрыть бесконечными цитациями), агрессивном невежестве и материально (в широком смысле слова) питаемом апломбе и строится нынешняя православная пропаганда. (Такая имиджевая шапка-невидимка, отсутствие присутствия под которой объявлено как неприкасаемое.) Теперь, по определенно уже видимой (но ой ли личной?) инициативе недремлющего патриарха эту пропаганду хотят перекинуть непосредственно в школы («основы православной культуры») и вузы («теология»). Это грамотный ход. Когда я читал гимназические, дореволюционных воздыхательных годов, книжки с изложениями отроков и девиц Ветхого и Нового заветов, я понял, отчего к Великому Октябрю пипл оказался готов отшатнуться от религии: глупость книжек была прямо пропорциональна их самоуверенности.
Нынешние брошюрки еще глупее тогдашних. Однако эффект от их внедрения в школьные и университетские аудитории совсем не обязательно будет тем же и даже определенно — будет иным. Потому что в аудиториях столкнутся не агония (все-таки еще живого), с одной стороны, и муки нигилистического творчества — с другой, как тогда, а пустота и индифферентность (сколь бы ни рядились та и другая в платочки и крестики и сколь бы ни объявляли, что не это в них главное: главного — нету). Взрыв, однако, все равно неизбежен, с той лишь разницей, что на сей раз это будет взрыв не направленный («нет такой партии»).
Иной путь: протрезветь. Перестать распускать слухи о «возрождении духовности». Прекратить долдонить о «семидесяти годах» тотального ужаса и списывать на них все грехи. Хладнокровно оглядеть себя нынешних, не апеллируя при этом ни к кому, в том числе и к: «А вот в Америке, а вот в Германии…» Начать не имитировать и потому дергаться, а действительно искать. И не только местечко под солнцем, но и место на солнце. Из людей, которые способны понять и принять такие простейшие основания, и может образоваться настоящая элита, если уж без нее никак нельзя. Никто ей вот так запросто не вручит ключи от счастья. Но только она будет в состоянии найти ту замочную скважину, к которой эти ключи подойдут.
