А н д р е й   М а д и с о н

У Р Н О Т Е Р А П И Я

В заголовок с подзаголовком я вложил (или выложил? точнее: а также его посредством приложил и обложил) весь свой — с примкнувшим Д. Л. — излишний пафос отношения к процедуре так называемых «демократических выборов». In corpore: от исходного процесса выяснения нашими замечательными политологами вопроса — начал-таки N предвыборную кампанию, оступившись, к примеру, правой ногой на левый электорат, или не начал? — до итогового процесса по подлогам, вбросам и перерасходу чужих средств, который обязательно должен затеять сразу после разбора шуб какой-нибудь неудачливый популяризатор популизма. Промежуток между этими процессами обычно, считай, непременно заполняет черная дыра, относительно которой (одни) дебелые и петушистые кандидаты-претенденты клятвенно должны заверять электорат, что это ничуть не их пиар, а совсем напротив — пиар их (других) пакостных соперников. И наоборот. И т. д. — с отличным видом на предвыборные обещания. Короче, счастлив избиратель, чей голос доносится до урны!

Се не грубая безлюбая сатира. И даже не тонкая пламенная заказуха от общества памяти РНЕ. Кроме шуток, очень заманчиво было бы видеть демвыборы как этакое (пусть в муках, и полезнее, если не без них) рождение космоса из хаоса, из сумбура — да гармонии. Когда народная стихия, шумя, волнуясь и разливаясь, кристаллизовалась бы через выборы и выделяла из своей среды самых стойких, ответственных и вместе с тем рисковых, способных отвечать на вызовы пространства и времени не репликами в сторону, а достойными выходами на авансцену.

Но нету этого. А есть: возня избранников вокруг собственных средств и средств устроить жизнь общества как череду вечно ремастируемых рефлексов, как их конвейер — и сделав выборы одним из элементов этого конвейера. Твое, народ, дело крутануть гайку в нужный момент, а что ты собираешь (выбираешь) — не твоего ума дело. О! собираешь на евроремонт, а выбираешь того, кто послужит тебе маяком, как его делать. И ша.

«Сведение проблем к вопросам удовольствия и неудовольствия», «всего глубже подорваны в наше время инстинкт и воля традиции», «все становится комедиантством», «в политике: человек утратил веру в свое право; царят ложь, служение минуте» — словечки только с одного разворота «Воли к власти» Ницше. Не перебор ли это, не скулеж ли, не нытье? Не выход ли старческой (качеством, а не количеством годов) агрессии? Как бы не так.

Сам Ницше называл это «переоценкой всех ценностей». Хронологически она предшествовала Великой Октябрьской революции, и если революция не руководствовалась идеями Ницше, то в общей настройке времени на событие они участвовали одними из первых. Утверждаю: примерно то же начинается ныне. Если советские и восточноевропейские диссиденты фрондировали против политического строя своих стран, чуть что — доносили обо всех его грехах и огрехах Западу и, наконец, получили этот Запад путем реакции замещения, по недо-разумению именуемой кое-кем революцией, то теперь грядет нечто принципиально иное — не политическое, а метаполитическое, «попытка менять ситуацию "эпистемологически", то есть на уровне ее кодов».

Это путь через познание изменений и изменение через познание к взаимодействию с корнями, истоками, основами — типа «терапии первого крика», только башки, а не глотки. Не сон об основах и затем дурной, т. е. систематизированный пересказ его («утопия»), а: «мысль, особенно выступающая как политическое требование, может быть принята и оправдана лишь в той мере, в какой вскрыта ее внетеоретическая укорененность, то есть установлена ее связь с конкретной формой социального бытия, берущего слово через нее».

Никто не собирается лукавить — речь, безусловно, о России, о ее конкретной национальной форме — русской нации и ее русском слове и о том, возможно ли это слово, и если возможно, то значит нужно, ибо немая, бессловесная нация — нонсенс, это, значит, такая нация, которая использует чужие слова, в условиях рынка — покупает их (продаваясь сама!) и затем ханжески оформляет покупку как свободный личностный выбор. «В конечном счете, все для человека: религиозные рынки, рынки идентичностей — здесь каждый может купить себя или купить себе бога. Купленные боги не так взыскательны. Выборные нации не так опасны».

Слова и вещи из бассейна А текут по нефтегазопроводу в бассейн А и далее — опять в бассейн А: «Наша политическая элита, вопреки всей карусели ее мелких амбиций и больших ставок, существует в режиме консенсуса. Ей есть что делить, но ей не о чем спорить». Следовательно, бессмысленно ждать от нее, если, конечно, кто-то еще ждет, чего-то, помимо заклинаний о благополучии, стабильности и борьбе с мировым терроризмом — как залоге стабильности, гарантирующей благополучие, которому опять же угрожает мировой терроризм: зачатые во время «августовского обморока» (1991, понятно, года) ничего, кроме морока, навеивать не способны.

В свете последних событий: почитающие себя, видимо, носителями глобально практического разума (в отличие от всяких там инфантилов с местническими «принсипами») вовсю определяют расстояние, на котором должна следовать Россия в арьегарде у Штатов и подклевывать брошенную ими падаль: модель одноголового стервятника. Другие, не иначе как дважды глобалисты политхитроумия, уверяют, что пристраиваться и побираться нужно разом и за Штатами и за Европой — у России, мол, небывалая свобода для маневра: модель двухголового стервятника.

Нас шарахнули «ужасами тоталитаризма» («какой кошмар! они хотели стать всем») и теперь пытаются сделать никем, хуже — кем-то. Наше место можно найти на карте, но его невозможно позиционировать — потому что «занять позицию — значит структурировать пространство, и непременно репрессивным образом».

Доколе будем влачиться, пресмыкаться и паясничать? До самоей смертыньки? Которая, есть все основания полагать, при дальнейшем бесподобном развитии несобытий будет тихой и безболезненной, смертью во сне (ха-ха, о «великой державе»), т. е. аккурат такой, о какой мечтают все порядочные обыватели?

Или все-таки остались еще люди, которые помнят, что можно и — с музыкой. И даже — что есть музыка и для других надобностей? Восклицательный знак.

«Единственная возможность не быть радикалом для политика состоит в том, чтобы не продумывать всех предпосылок и не делать всех выводов». И если это так, а это так, то единственная возможность сдвинуться от продуманных предпосылок к сделанным выводам — это встать на путь интеллектуального бесстрашия, которое растет только из родной почвы. (Мысль, которая боится договорить себя до конца, это чужая мысль). Таков осознанный — синоним «обусловленный» — выбор нашего времени: если, конечно, мы волим мыслить его как наше и как время: т. е. как связь с предками и потомками. Если мы хотим жить жизнью, своей жизнью.

Однако: «Прежде чем артикулировать свои интересы, нужно артикулировать себя». И если вы артикулируете себя в избирательной урне, то имейте в виду, что вас будут артикулировать на свалке истории. Россия одной, избранной, ногой уже устроилась в ней.

Примечание. Все выделенные жирным курсивом цитаты взяты из только что вышедшей книги: М. Ремизов. Опыт консервативной критики. — М., 2002. Позволю себе оценочное суждение: событии в истории политической мысли России, которое, как всякое событие, имеет не только актуальное, но и проективное измерение.