Собственно, телевизор я не смотрю вообще, в том числе, понятно, и ТВ-6, имечко которого при внимательном рассмотрении вычитывается-таки из заголовка, равно как и цифре 666 не придаю ровно никакого значения. Ее в данном случае, хо-хо, кросс-кузенный брак с ТВ — не более как смежно рифмующийся «лэйблак», призванный претендовать: а) на оррригинальность, б) на привлечение внимания, в) на выражение отношения через не выражение смысла.
Соответственно (анафора. — А. М.), все говоримое далее будет простейшей, подобно бледным ногам, претензии. То есть, которую надо в итоге о!закрыть — и basta cosi.
Засим, претензия первая: все самодеятельное население России, это значит — все ее налогоплательщики, должно в одночасье, иначе — симультанно, перестать смотреть телеящики, а высвободившееся время посвятить усердному взгляду друг на друга. Неизбежные результаты — демографический бум, подъем производительности труда и разоблачение международных террористов — последуют незамедлительно. Альтернативный вариант — точечные бомбардировки тех ящиков, размер экранов которых по диагонали превосходит периметр мозгов их владельцев, следует, любезно ознакомив с ним население, держать про запас на случай, если не сработает вариант с «перестать смотреть». Хотя, безусловно, бомбардировки более зрелищны, и эмоционально поабиотичнее, отчего событийная инверсия не представляется здесь абсолютно заказанной.
Вторая претензия: всю эту публику, которая обычно ломится с экранов телевизоров, стремясь сеять свои семена в праймтаймы, чтобы собрать с обывателей как можно больший урожай рейтингов, и которая внезапно для себя освободится от выполнения своих креативных обязанностей, следует отправить в каменоломни на добычу мрамора, туфа, базальта, гранита, доломита и, возможно, плавикового шпата. Будучи одеты в красочные сценические костюмы (эпонжи, таблие, ренгравы, пурпуэны, пти-пуаны, в воротниках фатермордер, причесанные а-ля виктим etc), с яркими кирками в руках или впряженные в сверкающие тачки, под бодро доносящиеся из динамиков песенки собственного исполнения («Девчонки, девчонки, пора задрать юбчонки» and so on), они явят собою незабываемое зрелище. Которое будет иметь не только глубокое дидактиеко-пропедевтическое, но и широкое народнохозяйственное значение: производительность труда участников его, во всяком случае, мигом сдвинется с нулевой отметки.
Третья претензия: поскольку политическая активность граждан в эпоху телевидения эквивалентна их способности запомнить, благодаря вещанию, имена кандидатов, голосуя за которых они обретут, например (т. е. что угодно из далее помянутого), свободу, независимость, права, спокойствие, стабильность, эффективность, благополучие и т. д., а запомнив, сходить на избирательный участок и воткнуть бюллетень с запомнившейся фамилией в щель урны, то — ликвидация ТВ сделает возможным примерно следующее:
1) падение пиара;
2) дезориентацию обывателя;
3) хаос, беспорядки;
4) массовое кровопролитие;
5) рождение из трагедии духа музыки.
По сути, это претензия на то, чтобы общество само сделало себя объектом рефлексии. И тем самым стало субъектом (хотя бы — одним из субъектов) политического процесса. К сему одна только, но говорящая картинка (из жизни): покупаю «Независимую газету» — в обычном месте, у обычной продавщицы, в 2002 г. она стала стоить 5 рублей (год назад стоила два с полтиной), продавщица, отметив факт подорожания, замечает, что тенденция эта неизменна и ничто ей не может повредить, я возражаю ей: «А революция?», на что слышу: «Мы слишком инфантильны» — конец цитаты.
Претензия четвертая: так как политика стала прерогативой куцего списка людей, любовно назвавших себя «элитой», и ничуть не склонных к расширению этого списка и изменению его качественного состава, более того — генерирующих правила, призванные воспроизводить характеристики списка на перспективу, уходящую в дурную бесконечность, то при таких, навязанных условиях игры, окажутся хороши все средства, чтобы разрушить их благостный междусобойчик.
Превентивная борьба с этими средствами, декларированная как «борьба с терроризмом» (под которую будут и уже подверстываются любые посягновения на монополию «элиты» на власть), свидетельствует: методы управления изменились так, что если прежде стремились посадить на цепь людей, не претендуя на посуду, из которой они едят, то теперь к ней присобачивают ложки и тарелки в расчете, что люди от них сами уже никуда не денутся.
И дело отнюдь не в том, чтобы сеять хаос и междоусобицу — ради них самих или ради мутной воды, чтоб незаметно для других ловить в ней самые жирные куски фуфла. Дело в том, что при отсутствии реального взаимодействия между стратами общества, теряет всякий смысл проекция внутренней жизни на жизнь внешнюю (имитируемая ныне гальванизацией православия), а коли так — впереди опять светит не дурная бесконечность, а очередной дурной ее конец. И чем инфантильнее он станет по средствам исполнения, тем, соответственно (не анафора! — А. М.), он будет дурнее. Для «элиты», я имею в виду.