Они сидели у маленького окна на крышу и ждали рассвета. После двух часов блужданий по чердаку в поисках выхода. Потом в попытках хотя бы вернуться к двери на свою лестницу.
— Я не понимаю, — кажется, не в первый раз сказал разведчик, — Так не бывает. Это что ли волшебство?
— Догадался Штирлиц, — сказал пират, — Часы есть у кого-нибудь?
— У меня, помню, давно были прекрасного хода золотые с репетиром. Замечательно точные, — сказал Александр Александрович.
— Их нет сейчас? — уточнил Коля Бизухин.
— Куда бы я часы положил? Зато я их отчетливо помню. В данный момент на них пять тридцать пять утра.
— Скоро рассвет, — вздохнул Карла, — Выход потерялся. Спать хочется так.
— Неизвестно, — сказал индеец.
— Ничего себе! — возмутился Карла, — Мне известно. Целую ночь шлындраем туда-сюда, туда-сюда. Усталость накопилась.
— Я имею в виду рассвет.
— Эх, — сказал Карла, — Жили-были без всякого колдовства — волшебства. Вляпались.
— Глупости говоришь,— возразил пират Коля Бизухин, — подумай: ты сам волшебное существо, и все остальные вокруг — посмотри... Надо было напролом. Не прорвались, так хоть бы подрались.
Все помолчали. Деревянные пираты, в смысле, что дело говоришь — пострелять всегда за милую душу; разведчик, что все бы там и полегли на вонючей лестнице; Карла о груздях, кузовах и несправедливости, и поспать бы; по лицу индейца было не разобрать, что у него на душе; а привидения не видно было в темноте.
— Эй, уснул? — Карла дернул веревку и здорово попал себе по носу другим ее концом.
— Отлично! — заорал Карла, — Допутешествовались, теперь привидение украли!
Александр Александрович бесшумно плыл по чердаку у самой крыши. Чувствовал он себя превосходно, то и дело взмахивал рукавами балахона и сожалел, что нет у него с собой цепей для зловещего грохота. Александр Александрович отвязался поискать товарищей — привидений, чтобы те помогли нашим выбраться из безвыходной ситуации.
— Настало время для решительных привидений, — сам себе сказал Александр Александрович, — На сцене появляется Неунывающий Призрак.
Его стало прижимать влево появившимся вдруг сквозняком. Это ничего — подумал он и решительней прежнего продолжил движение, с опаской пригибая голову, настороженно вглядываясь в темноту перед собой.
Отлично быть легким для полета, но сильный ветер может подхватить и унести, если ты не привязан веревкой к другу. Впрочем, сквозняк — значит, выход. Прекрасно мчаться с ветром наперегонки, обгоняя катящийся под ногами мусор. Все тяжелее приходилось Александру Александровичу — как листья осенью, его самого вот-вот могло понести по чердаку и дальше, хоть к звездам и луне. Здорово не хватало толстяка с его веревкой. Сидит, трескает сгущенку, если еще осталось, а тут шторма в двенадцать баллов.
И за очередным поворотом Александра Александровича подхватило, закружило и большой конфетной оберткой закрутило, вдавило в угол за какой-то будкой.
Он открыл рот, чтобы закричать, что хватит уже, помогите, наконец, и понял, что выдохнуть не может. Так на корабле в шторм можно поймать ветер и задохнуться, потому что не сможешь дышать из-за страшного давления.
Привидения не дышат, как мы, поэтому не страшно. Неожиданно отпустило. Все стихло. Александр Александрович услышал голоса, вроде бы наших. Он завертел головой, прислушался, заметил приоткрытую дверь и влетел в нее.
Это была будка над шахтой лифта, с четырьмя окнами, с узкой площадкой вокруг и ограждением. Еще не рассвело, потому что было темно.
— Добро пожаловать на капитанский мостик, — сказал разведчик.
— А как же, — растерялся Александр Александрович, — Я к вам сюда попал, то есть, откуда вы здесь взялись в другой стороне?
— От верблюда! — расхохотался индеец.
— Привет, братишка, — сказал пират, — Как делишки?
Александр Александрович захлопал глазами:
— Я... А выхода я не нашел. Такие дела... А где деревянные пираты эти?
— А где старая гвардия Бонапарта? — грустно вздохнул индеец. Но весело добавил, — В могиле.
— Как умру, так поховайте, в попу пороха напхайте... — сказал разведчик, — Чтоб враги подорвались.
Александр Александрович не понимал ничего. Конечно, они могли напиться вина, но где его здесь купили. У кого? Куда запропали деревяшки? Карла молчит.
— Нет, братишки, ничего, у моего, — сказал Карла, — Все про еду, все про дом. Надоело. Хоть бы маленький кошмарик.
— В следующий раз повезет, — успокоил его разведчик.
— О чем вы! — Александр Александрович поворачивался то к одному, то к другому.
— О снах, конечно. Ты разве не любишь людские сны? — спросил разведчик, — К примеру, такой: про старушку с маленьким фонариком. Как дети легли спать, а родители вышли проводить гостей до метро. Была поздняя осень, дул сильный ветер, в доме темно, потому что фонари за окнами почему-то не горели. Сгорбленная старушка входит в подъезд, поднимается по лестнице и светит маленьким фонариком. И вода на кухне из крана кап-кап, кап-кап. Старушка подходит к входной двери и ощупывает ее руками и светит фонариком. Шумят деревья от ветра, трутся ветками о ветки друг друга. Старушка открывает дверь, которую, оказывается, забыли запереть взрослые. Ах! Если б не конфетные бумажки и мандариновые корки. Дорожка из них ведет из гостиной в детскую. Но дети не спят. Они слышат, как пробирается по квартире старушка, поводя по сторонам лучом фонарика. И понимают, что ее фонарик уже осветил фантики и корки. Мама хотела подмести, но папа сказал, что вернемся — тогда. Шаги старушки все ближе. Брат и маленькая сестра изо всех сил зажмуривают глаза, лежа в кроватях. Форточка открыта, от ветра вздувается занавеска. Скрип половиц все ближе. Почему она пришла? Зачем! Брат слышит, что шаги старушки стихают у их кроватей. "Открой глазки, дитятко", — говорит старушка медленно, тихо. "Не открывай! Не открывай ни за что!" — хочет крикнуть брат. Но сам не выдерживает и приподнимает веки. Он видит старушку, склонившуюся над лежащей сестрой. Старушка в белом платочке на голове и черном платье, светит своим маленьким фонариком прямо в лицо сестре, и та открывает глаза. "Не открывай ни за что! Не надо!" — опять хочет закричать брат, но не может. И видит лицо старушки. У нее нет глаз. И старушка поворачивает свое лицо к нему. "Мне нравятся твои глазки, дитятко" — говорит ему старушка и протягивает к нему руку, которая вся удлиняется, удлиняется. "Дай мне твои глазки. Дай."
И разведчик резко потянулся к Александру Александровичу, и руки разведчика вдруг стали медленно-медленно неестественно вытягиваться.
— Копенгаген проклятый! — завопил Александр Александрович и залетал от стенки к стенке, выпучив глаза, ударяясь о стенки, подвывая от ужаса.
А разведчик, пират, индеец и Карла запрыгали и захлопали в ладоши.
— Напугали, напугали! — закричали они.
Черты их лиц вдруг стали расплываться, расползаться в разные стороны, и все они обернулись привидениями в серых балахонах.
— Брат не узнал братьев! — радостно кричал бывший пират, — Вот так конфуз!
Александр Александрович постепенно смог остановиться.
— К чему этот спектакль, — обиженно спросил Александр Александрович.
— Не обижайся, дружок, лучше скушай пирожок! — сказал бывший пират.
— А к чему ты с людьми связался? — спросил бывший Карла, — Своих не признаешь. Тебе с ними лучше?
— При чем тут?
— А в честь чего получается, что ты, привидение, нас, своих братьев не признал? К тому же испугался кошмарика невинного. Может, ты и щекотки боишься? Если попробовать между ребрышками пошерудить?
Отступление. Будь я настоящим писателем и думай, что записываю не сказку, а целую настоящую книгу, то пустился бы в объяснение природы привидений. Страницы на две растянул умствования и объяснения. Правильные и красивые. И тем временем Александра Александровича защекотали бы до смерти, а остальных наших перестреляли. А я, вернувшись к героям через две страницы, продолжал думать, что все в порядке, и книга продолжается. А их мертвых, ничего не успевших, взяв за ноги и за руки, сбросили бы с палубы в неспокойное Барбейское море. Думаете, это славно, погибнуть в заливе Несчастливого Джексона, идя на абордаж дыквинского фрегата? Пойти на корм акулам и крабам? Ведь никто не узнает: все будут думать, значит, живы они, раз про них пишут, как про живых. Всего лишь тени героев это будут.
Поэтому Александр Александрович откинул шпингалет форточки, распахнул ее, метнулся к противоположной стене, раскрыл окно и вцепился изо всех сил в раму и подоконник. Сильный сквозняк подхватил чердачных привидений и вынес к небу, к темным облакам. Бывший Карла, вылетая последним, взвыл:
— Только усни мне, предательская морда! Увидишь!...
— Братишка, держи штанишки, а то потеряешь, — напутствовал призраков Александр Александрович.
Он быстро с трудом закрыл окно и форточку. И перевел дух. Больше в этой будке делать было нечего, и Александр Александрович принял решение вернуться. Не отыскав выход, все-таки он пережил опасное приключение и победил неприятелей.
— Требуется перевести дух, — сказал себе Александр Александрович, — Рассказать обо всем своим.
Возвращение заняло меньше времени — не с рыбалки ведь. Когда часа в два ночи выходишь, чтобы до рассвета успеть к речке, следует пошевеливаться: туман холодный — раз, очень хочется удочки забросить, поплавки в воде увидеть, как мимо их наклоненных антенн проплывают, кружась, хлопья пены с переката, прошлогодние листья и веточки, как на гладкой налитой поверхности омута расходятся круги, а к прикормке от нависших над водой веток старой кривой березы стремятся дорожки пузырьков; мимо кладбища идти — три, а там какой-то огонек вдруг, и кажется, двигается по направлению к дороге, к тебе.
Обратно — по жаре, во-первых, солнце в глаза, и пыль в нос и рот, спать хочется, конечно, во-вторых, и в гору, это в третьих, там, где мимо кладбища и ночью почти бежишь и слышишь сзади на шоссе отзвук своих шагов; не оборачиваешься, потому что твердишь себе изо всех сил — это эхо. А придешь, что-то с рыбой делать, наверное, пожарить.
Александр Александрович спиной вперед вылетел из будки, прикрыл дверь, ветер неизвестный уже стих, повернулся и увидел наших в метре от себя. С ума сойти.
— А что ты на капитанском мостике делал, — спросил индеец.
— Грибы собирал, — Карла вздохнул, — Грибник он бывалый. Все заливал мне: грибы везде растут, надо только уметь их находить. На склонах, под деревьями упавшими, в канавках. Тьфу!
— Я видел ваших теней. Сражался с призраками. Это вы или нет? — быстро сказал Александр Александрович.
— Это мы? — спросил Карла, — Мухоморов объелся? Мы тебя по всему чердаку ищем. Знаешь, какой рюкзак тяжелый, лямки так в плечи впиваются, знаешь как.
— Я предлагал понести, ты отказался, помнишь, — сказал разведчик.
— Ничего, из сгущенки осталось всего две банки, порадею для общего дела.
— Разве две? — удивился пират, — Три полных и одна на треть отъеденная, по-моему.
— Считайте сгущенку, если больше заняться нечем, — на всякий случай Карла вытер губы и бороду.
— Какие тени? — спросил индеец.
— Как будто вы вначале. Я точно думал, что вы, а впоследствии оказались чердачные привидения, — объяснил Александр Александрович, — неизвестно, что они хотели. Но они злые, это ясно. Я их победил. Никогда не сталкивались с чердачными?
Индеец пожал плечами, а разведчик сказал:
— Ты, вообще, первое привидение, которое я вижу. Я особо не верил в нечистую силу, только боялся.
— Мы тебе снимся, — сказал Карла, — А вещи потерянные в ваших домах святой дух, конечно, разыскивает и на место кладет. Крыс гоняет. Стирает, моет.
— Что ты врешь, выдумываешь, — удивился Александр Александрович.
— Есть, которые стирают, не волнуйся. Например, Вильгельм Цыхмейструк, который под Полтавой проживает в одной семье. Так у людей всё денег не собиралось на стиральную машину, приходилось ему тоже постирывать. А как же. Они: то навоз прикупить, то еще один участок. Вильгельм извелся бедный, деньги им подбрасывал два раза, а они бесшабашно на курорт поехали. Тогда он надыбал лотерейный билет, по которому стиральная машина выигралась. А эти деньгами взяли, дочке в другой город отправили. И ведь всё причитали: нет у нас стиральной машины, ай-ай. Они причитают — Вильгельм стирает. Ясно?
— Понятно, — сказал пират, — Вроде пришли, правда, обратно.
Они увидели выход. Тот самый вход на чердак с лестницы, с помощью которого оказались здесь.
— Неправильный чердак, — сказал индеец.
— Посидели, поговорили. Сколько там, часа три прошло, — ответил пират, — Ладно. Хотя ты прав, нечего нам было соваться сюда.
— Дракона не повстречали — отлично. Сейчас вернемся, чайку попьем, — поддержал его Карла.
— Кстати, драконы обычно попадаются в подземельях, — сказал разведчик, — Постоянно, что ни подземелье, так драконы. Общее место. Когда сейчас говорят подземелье, то известно, что имеется в виду — подземелья и драконы.
— Но не здесь, — спросил индеец, первым начав спускаться по ступеням лестницы.
— Что?
— Он сказал, что ты хотел сказать, что на чердаках домов не встречаются драконы. Пусть даже чердак странный, неправильный с точки зрения нас или кого-то еще.
— Да, пожалуй что.
— Дверь открыта, — сказал индеец.
Наши постепенно остановились, деревянные пираты принялись обеспокоенно перебирать амуницию, а пират Коля высказал, что у всех накипело:
— Послушай, Чингачгук, ты уже учись нормально изъясняться — сказал бы: ребята, кто забыл дверь квартиры запереть, совсем голову потеряли со своими играми и приключениями. Не помойное ведро понесли к мусоропроводу.
— Я выходил последним, — ответил Чингачгук, то есть Собака Легкие Ноги.
И все прикусили языки. Подумали: эти жители лесов и всадники прерий...
Соблюдая все меры предосторожности, гораздо большие, чем герои американских фильмов, со взведенными курками, горящими фитилями и настороженным вниманием, проникли наши в квартиру, оказавшуюся пустой. Но все признаки недавнего присутствия негодяев здесь были заметны. Ящики шкафов и столов были вытащены, а все вещи разбросаны и рассыпаны. Конечно, зубная паста и кремы были выдавлены из тюбиков, а мыло разрезано на треугольные кусочки. Сахарный песок засыпан в карманы шуб, соль обильно смочена клюквенным сиропом. Потолок в кухне покрыт прилепленными сгоревшими спичками. Грязная посуда свалена некрасивой горой вокруг раковины, а объедки в раковину. Весь запас сгущенки оказался съеден!!!
Остатками сгущенки было написано на полу: "Эй, придурки! Думаете, сбежали? Мы, настоящие пираты, похитили ваших женщин (бабушку и внучку) и собаку редкой породы. Завтра ровно в час ночи приходите за гаражи во втором дворе и приводите обоих вестников. Или плохо будет. Дыквы."
Прочитали и сели думать, лишь Карла стоял над надписью и бормотал:
— Варвары, вандалы. Целую банку извели ни на что! Не съели, а извели.
|
|
|